Росикон Пресс - Леон Тарасевич

ELŻBIETA DZIKOWSKA: Как вы думаете, искусство связано с местом, где художник живет и создает?
ЛЕОН ТАРАШЕВИЧ: Я думаю, что искусство всегда отражает место. И время. Это неотделимо от творчества, хотя сам художник не всегда осознает это. Он не знает об этих отношениях. Например, Пит Мондриан нарисовал своего буги-вуги в Нью-Йорке, и он никогда не будет рисовать его в Нидерландах. Каждое творение зависит от места, времени и жизни. Он формируется в основном в детстве и остается с нами. Чем меньше государственность и культура вмешиваются в жизнь личности, тем больше у нее собственной личности.
ЭЛЬБИЕТА ДЗИКОВСКА: Какое значение имеет школа?
ЛЕОН ТАРАШЕВИЧ: Школа приспосабливается к жизни в государственном аппарате, но убивает независимость.
ЭЛЬБЬЕТА ДЗИКОВСКА: Насколько я знаю, ваше детство не знало особых трудностей?
Леон Тарасевич: Действительно, потому что мои родители все еще были на работе. Мы жили на вокзале Валила, у нас не было фермы, поэтому я не был вынужден выполнять обычные сельские обязанности. Я мог рисовать и читать. Формируйте себя.
ЭЛЬБИЕТА ДЗИКОВСКА: Как случилось, что ты начал рисовать?
Леон Тарасевич: Каждый ребенок рисует, но учителя разрушают его личность. Таким образом, он перестает испытывать потребность и смелость сообщать свои мысли. Каждый ребенок естественно боится школы. Но этого достаточно, чтобы разблокировать его.
ELŻBIETA DZIKOWSKA: Как вы думаете, школа не нужна вообще?
Леон Тарасевич: Да, это так, но тот, который мудро формирует личность.
ELŻBIETA DZIKOWSKA: А твоя не была такой? Помимо начальной школы, вы учились в Высшей школе художественных техник в Супрале, а затем в Варшавской академии художеств, в мастерской профессора Тадеуша Доминика. Был ли этот выбор случайностью?
ЛЕОН ТАРАШЕВИЧ: Его студия была ближе всего к секретариату; Я говорю это в шутку. На самом деле я знал его, потому что он пришел на Беловежскую пленэру и знал, что он открытый учитель. Однако на втором году обучения он заявил, что я могу работать в одиночку и время от времени связываться с ним только по отзывам. Я думаю, что наибольшее влияние на мое искусство сыграли разговоры с разными людьми, например, с профессором Романом Овидзки, и возникшие у них мысли.
ELŻBIETA DZIKOWSKA: После выпуска вы быстро провели первую выставку в престижной галерее Фоксал, затем в Moderna Museet и во многих других местах мира, важных для искусства. Но вы поселились в своей родной деревне. Вы думаете, что вы бы создали другое место в другом месте?
ЛЕОН ТАРАШЕВИЧ: Конечно. В другом месте моя картина будет восприниматься как наивная, хотя даже в Белостоке ее идея может быть непостижимой.
ELŻBIETA DZIKOWSKA: Ваше происхождение белорусское. Как вы думаете, национальность важна для искусства?
Леон Тарасевич: Вы не можете отделить это. Достаточно взглянуть на работу, чтобы узнать, кто рисовал. Часто польские художники, после нескольких лет в изгнании, перестают творить, потому что теряют свое место.
ELŻBIETA DZIKOWSKA: Как вы думаете, вы не можете быть настоящим художником в изоляции от своей страны?
Леон Тарасевич: Если вы приехали из большого города - вы можете, потому что жители мегаполиса имеют похожую культуру. Меняются только их друзья, но они одеваются одинаково, они говорят то же самое. Сложнее адаптироваться к испанцам или ирландцам. Художественная адаптация также зависит от культурного багажа, от поколения к солидарности ...
ELŻBIETA DZIKOWSKA: Вы часто отправляетесь в мир, даже на своих вернисажах. Имеет ли это значение для вашей работы?
ЛЕОН ТАРАШЕВИЧ: Каждый день важен для меня, каждый разговор. Благодаря тому, что я путешествовал по другим странам, меня можно было увидеть не через призму революции в Польше, а через призму моего искусства. Я мог бы избежать комплексов. Комплексы Польши к миру, Белосток против Варшавы, Грудек к Белостоку. Я мог бы естественно жить в сельской местности.
ELŻBIETA DZIKOWSKA: В сельской местности, где вы окружены в основном природой. Она буквальная модель для вас?
ЛЕОН ТАРАШЕВИЧ: Я никогда не даю это буквально, но я обрабатываю это. Конечно, все, что меня окружает, также является синтезом окружающих меня людей и влияет на мою живопись. Это также синтез.

ELŻBIETA DZIKOWSKA: Кажется, вы не могли оставаться неактивными.
ЛЕОН ТАРАШЕВИЧ: Я все еще пытаюсь рисовать все время.
ELŻBIETA DZIKOWSKA: Как вы отдыхаете?
ЛЕОН ТАРАШЕВИЧ: Активно. Например - чтение. Не выдумка, потому что я ненавижу романы, но исторические, социологические и природоведческие книги. Я также имею дело с моими птицами.
ЭЛЬБИЕТА ДЗИКОВСКА: Точно. Я видел на вашем заднем дворе красивый голубятня и различные комнаты для птиц.
ЛЕОН ТАРАШЕВИЧ: Я выращиваю голубей, берлинских белых зверей. У меня даже есть чемпионы, оформленные на выставках в Польше. Во специально подготовленных клетках во дворе есть также нимфы из Австралии и королевские разливы, а также из Австралии на юго-востоке. У меня также есть фазаны - золотые, алмазные, королевские, spinoe, из Китая и Борнео. Есть также павлины и тэмики из Тибета, а также гималайская галька. А куры - шелковистые, беловатые, гамбургские, падевские. Это птицы с похожим желудочно-кишечным трактом, которые могут питаться одинаково и могут противостоять условиям нашего климата. Я забыл про уток: у меня есть мандарины и каролины.
ЭЛЬБИЕТА ДЗИКОВСКА: Откуда вы, артист, такие устоявшиеся орнитологические страсти?
ЛЕОН ТАРАШЕВИЧ: Я самоучка, но во время учебы я сотрудничал с орнитологами из Радома.
ЭЛЬБЬЕТА ДЗИКОВСКА: Возвращаясь к вашему искусству: мне кажется, что это и реальность, и абстракция.
ЛЕОН ТАРАШЕВИЧ: Скорее, уже упомянутый синтез. В моих картинах нет вещей, которые не имеют отношения к реальности. Часто люди, выступающие против существующих идей, возвращаются к классике. Художники, которые создают - казалось бы - абстрактные картины, не выводят их из идеи абстракции.

репродукции: Гжегож Домбровский

Продолжение доступно в публикации: Художники говорят. Интервью с мастерами живописи . Это был фрагмент из книги, доступной в версия альбома (цена 49 злотых) и в версия приложения для iPad представляя из кухни некоторых из самых выдающихся польских художников.
Искусство становится еще интереснее, когда мы узнаем обстоятельства, в которых оно было создано. Тон каждого интервью дает сам художник, открыто говоря о том, кто он на самом деле - сняв завесу с своих картин.

В сериале «Художники говорят нам, что мы также подготовили специальный том». графические мастера и фотография , В свободное время погрузитесь в угрюмое, безграничное воображение самых выдающихся польских художников и с удовлетворением полюбуйтесь их работами, выставленными в польских и зарубежных художественных галереях.
Уверенности, которые не слышны каждый день. Дискуссии, которые нельзя повторить. Работы, которые стали иконами.

Похожие